От войны, вверх по течению: как живут сирийские беженцы в турецком лагере у Евфрата

Игорь Субботин, МК/ Турецкий лагерь для сирийских беженцев Низип открывается перед нами, когда мы заезжаем на холм, чтобы сделать несколько фотографий и встретиться с организаторами. Отсюда поселение хорошо видно: оно расположено в низине, на берегу реки Евфрат, – совсем недалеко от границы с Сирией. Издалека можно рассмотреть палаточные и контейнерные дома, которые заменили обычное жилье бежавшим от войны сирийцам, а также длинные строения – склады и магазины. Сам лагерь охраняется специально обученной частной охраной и даже окружен железной сеткой.

Не беженцы, а гости

Встречающий нас директор регионального представительства департамента по управлению кризисами и чрезвычайными ситуациями (AFAD) аппарата премьер-министра Турции Синан Атакан называет приехавших сюда беженцев не иначе, как «гостями». «Мы не хотим, чтобы сирийцы чувствовали себя здесь иностранцами или ощущали себя кем-то иным, – говорит Атакан в беседе с журналистами. – Поэтому мы считаем их гостями и позволяем им покидать территорию лагеря и выходить в город». По его словам, некоторые местные даже имеют подработку за пределами лагеря.

Всего в провинции Газиантеп, где расположен Низип, работают 5 лагерей для беженцев. Самый первый был открыт в Ислахии в 2011 году – после начала боевых действий в Сирии. Там находится 10 тысяч человек. После того, как ситуация в арабской стране начала обостряться, власти Турции приняли решение построить еще один лагерь для беженцев – в Каркамыше – в сентябре 2012 года. Сейчас там живут около 8 тысяч сирийцев. «Есть важный момент, – рассказывает Синан Атакан. – Каркамыш – это самый маленький населенный пункт нашей провинции, его население – 3400 человек, в то время как население лагеря составляет 8 тысяч».

После создания двух лагерей в ноябре 2012 года был разбит палаточный городок Низип-1. Сейчас его население составляет 10500 человек. Впоследствии четвертый по счету лагерь, который представляет собой контейнерный городок, был открыт также здесь, в Низипе, в марте 2013 года. Там живут 5060 человек. «У нас сейчас готов к открытию новый лагерь – снова в провинции Ислахия, – говорит Атакан. – Его вместительность была изначально 25 тысяч человек, но по причине некоторых проблем с электрообеспечением сейчас он готов принять 10 тысяч человек. И прием сирийских гостей уже начался».

В настоящее время в Турции открыты 22 лагеря для сирийских беженцев, в которых находятся 220 тысяч человек. За пределами таких лагерей в Турции живут около 1 млн 500 сирийцев. И примерно четверть всех приехавших в Турцию беженцев живет в провинции Газиантеп…

О войне – детскими глазами

Внутри самого поселения для беженцев, которое кажется издалека мрачноватым и пустым, кипит жизнь. Если бы не контейнерные дома, то его вполне можно было сравнить с какой-нибудь деревней или поселком. На мощенных плиткой улицах бегают разутые дети, сидят греющиеся на солнце старики. Маленькие сирийцы подбегают к нам, глядя с любопытством, и протягивают руки, чтобы поздороваться. Никакого страха – только удивление. Одна девочка берет мою руку и показывает мне жестами, чтобы я ее покружил.

В лагере много спортивных, образовательных и культурных объектов. «Помогая нашим сирийским гостям, мы ставим себя на их место, мы пытаемся понять, как они себя чувствуют, – рассказывает Синан Атакан. – Мы помогаем сирийским гостям не только в плане приюта, но также обучаем их. В наших школах есть не только начальные, но и лицейские классы, то есть у нас дают неполное среднее образование. Мы придаем большое значение образованию и не хотим, чтобы эти дети не получили его. Руководствуясь этой целью, мы также создаем возможности для определенной группы учащихся, которые не смогли в Сирии закончить лицей или закончили лицей, но не смогли поступить в университет и продолжить обучение. Мы даем им возможность обучения в турецких вузах, предварительно обучив их турецкому языку, потому что образование у нас ведется на турецком языке».

Мы заходим в одну из школ. Некоторые ученики, увидев, что мы их фотографируем, прикрывают лица: страх, появившийся во время войны, накладывает отпечаток и на мирную жизнь. Я убираю фотоаппарат.

В одном из школьных кабинетов – детские рисунки. Много портретов взрослых. Чаще всего встречается изображение задумчивой женщины в черном, которая сидит, обхватив колени. Нередки и рисунки о войне. Так, на одном из изображений – лежащий на спине окровавленный мужчина и плачущая над ним женщина. Другие картинки изображают разрушенные от снарядов здания и бомбежки. Однако немало и светлых рисунков. На одном из них Сирия изображена в виде Пегаса, расправляющего крылья для полета. На другом нарисована женщина, протягивающая ладони к распускающемуся цветку, лепестки которого окрашены в цвета сирийского флага.

«Если мне предоставят турецкое гражданство, я бы хотел остаться здесь»

В лагере могут оказать медицинскую помощь: бесплатный медцентр работает 24 часа в сутки. На первый взгляд, в нем есть все необходимое. Если у кого-то из сирийских беженцев возникают действительно серьезные проблемы со здоровьем, то его везут в город. «Издержки по оказанию медпомощи также берет на себя AFAD, – говорит Синан Атакан. – Сейчас расходы на оказание медицинских услуг составили порядка 30 млн долларов».

«Что касается питания, – говорит Атакан, – то мы давали гостям возможность получать готовую еду, но из-за того, что между нашими кухнями и нашими гастрономическими преференциями есть разница, мы заметили, что это не очень эффективно. Мы заметили, что это приводит к большим издержкам продуктов, поэтому полтора года назад мы изменили систему. Сейчас по всем лагерям есть продуктовые магазины, где можно приобрести необходимые продукты. У сирийских гостей есть специальные чеки, и на человека выдается по 85 лир. 65 лир из этой суммы покрывается WFP – всемирной продовольственной программой и 25 лир приходится на долю AFAD. Это на месяц – на каждого члена семьи».

На улице я встречаю молодого сирийца из Алеппо Мустафу, который сидит в инвалидной коляске. «Я живу здесь в течение четырех месяцев. Пока у меня не возникало никакой необходимости, все в порядке, – говорит он, отвечая на мой вопрос о качестве здешней медицины. – В Турции я живу в течение четырех лет. Я перебрался сюда в марте 2012 года. Я очень долго оставался вне лагеря, и мне также оказывали помощь и поддержку в том, в чем я нуждался. Я не платил ни за проживание, ни за медицину, ни за еду. Просто когда мне сказали, что в лагере есть свободные места, я больше не захотел быть ни для кого грузом и перебраться сюда. Мне не хотелось обременять людей, которые мне помогли вне лагеря».

Я спрашиваю Мустафу, готов ли он вернуться в Сирию, если ситуация там нормализуется. «Вы знаете, – говорит он, – если мне предоставят турецкое гражданство, я бы хотел остаться здесь».

Золотая клетка

В настоящее время руководство лагеря ведет приготовления для того, чтобы обеспечить беженцев работой, однако пока они живут на пособие – 85 лир – и этой суммы всем вполне хватает. «Есть многодетные семьи, и каждый член семьи получает эту сумму, – говорит Синан Атакан. – Это около 500-600 лир получается. Такой суммой можно с лихвой покрыть необходимые потребности, при том, что другие нужды покрываются при помощи администрации лагеря. Здесь нет платы за проживание, платы за электричество. Кроме того, мы предоставляем им одежду, прачечные».

Во время прогулки по лагерю меня окружают дружелюбные черкесы, которые немного говорят по-русски. «Мои предки из Дагестана, – рассказывает мне пожилой житель Хомса Бедирхан. – Я долго работал с русскими бурильщиками. Я буровой мастер… Тридцать лет не говорил по-русски». На мой вопрос, нравится ли ему жить здесь, Бедирхан отвечает: «Это нормальная жизнь, никаких проблем… Я покинул Сирию год назад. Там все разрушено. Мой дом разрушен, сожжен… Я живу здесь с женой. Моя дочь замужем и она живет в другом месте, но она приезжает иногда… Мои братья – один в Иордании, другой в Египте, а я здесь».

«Как вы считаете, эта война когда-нибудь закончится?» – спрашиваю я его. Бедирхан отвечает: «Когда-нибудь. Когда – никто не знает. А вообще… Когда Россия перестанет поддерживать Асада (смеется). К нему все относятся по-разному, но его никто не любит. Никто не любит диктатуру».

В Низипе живут представители разных национальностей: арабы, черкесы, курды. Причем, для администрации лагеря неважно, кто именно просит ее о помощи. «Осуществляя деятельность по приему сирийских гостей, мы как представители турецкого правительства не обращаем внимания на их этническую принадлежность, на их политические взгляды или на религиозные убеждения, – говорит Синан Атакан. – Более того, у большинства этих людей – почти у 90 процентов – нет даже документа, удостоверяющего личность, и мы ориентируемся на их устные заявления. Мы осуществляем нашу работу, предавая особое значение гуманитарному аспекту, то есть услугам, направленным на оказание помощи тем, кто находится под притеснением, тем, кто стал жертвой боевых действий».

Я спрашиваю Атакана, будет ли Турция строить дополнительные лагеря для бежавших от войны сирийцев. «Это решает Анкара. Только если нам дадут поручение, – говорит представитель AFAD. – Мы начали с одного лагеря, теперь их число составило пять. Может быть и больше. Я напомню вам такую турецкую пословицу: если соловья поместить в золотую клетку, то он все равно будет петь о своей родине. Мы считаем, что какими бы ни были совершенными условия, которые мы создаем для наших сирийских гостей, то уголок – пусть победнее, пусть попроще – у себя на родине для них гораздо значимее».

***

Мы покидаем лагерь. Едем дальше – по берегу, чтобы посмотреть и сфотографировать Евфрат вдали от поселения. Перед нами простирается зеркально гладкая река, в которой отражаются рельефные хребты гор, а по берегам зеленеет сказочная, почти что неживая трава. И в тишине нам кажется, что где-то далеко раздаются звуки оружейных залпов. Может быть, так и есть, ведь дальше, по течению Евфрата, идет война. Именно там начинается Сирия, где стреляют и взрывают друг друга обозлившиеся люди. Люди, которые когда-то тоже были детьми и рисовали, как и маленькие жители Низипа, картинки о мире, добре и любви, но, повзрослев, почему-то забыли об этом.