07.06.2016
Нефть, феллахи и бабахи: жизнь русского инженера в Басре
Андрей Союстов, РИА ФАН/ Ирак, десятилетиями не выходящий из череды непрерывных войн, всегда занимал заметное место в российской внешней политике. После того как в 2015 году это государство вступило в антиигиловскую коалицию вместе с Россией и Ираном, внимание наших граждан к происходящему на берегах Тигра и Евфрата заметно возросло. Туда зачастили наши дипломаты, военные, представители ВПК и даже члены правительства. Еще одним фактором, заставившим россиян следить за иракскими событиями, стала активизация действий курдов и правительственной армии Ирака против боевиков «Исламского государства» (террористическая организация, запрещенная в РФ) под Мосулом и Эль-Фаллуджей.
Как выглядят иракские будни при взгляде не «сверху» — из окна правительственного здания или помещения международного пресс-центра, — а «снизу», из окна, допустим, барака нефтяников? Об этом корреспонденту Федерального агентства новостей рассказал наш соотечественник, работавший в Ираке.
Моего собеседника зовут Александр. Ему 34 года, и он инженер, по контракту поехавший в Ирак для настройки оборудования на объектах нефтяной компании. Когда я связывался с ним в предыдущий раз, он еще находился в Ираке — в 30 километрах от Басры. Сейчас Александр уже вернулся в Россию, что дало мне возможность организовать с ним новое интервью.
Шахид-такси и прочая восточная экзотика
— Александр, как вы добрались до Ирака? Сели в самолет и прилетели?
— Попасть в Ирак прямиком из России практически невозможно. Ну, если, конечно, вы не член правительства, начальник Генштаба и прочие лица, имеющие право на спецрейс. Обычный маршрут для персонала из Москвы до иракской Басры — это рейс до Дубая в Эмиратах, до Катара или до Турции. Уже оттуда вас забрасывают в Басру. Рейсы до Басры бывают 2 раза в сутки. Полет всегда рассчитан таким образом, чтобы посадка-взлет в Басре приходились непременно на светлое время суток. Почему так? Потому что ночью там никто не летает. Ночью над Ираком жизни нет — не дай бог кто выстрелит. Еще два года назад в Басре самолеты при взлете обстреливались из автоматов, взлетные полосы из минометов накрывались. Потом охранный периметр от аэропорта отодвинули на 3 км, и безобразия вроде как прекратились. Пересекать периметр ты сам права не имеешь. Там для этого ходят специальные, как мы их называли, «шахид-такси».
— Это что такое?
— Черные Chevrolet Suburban, в которые тебя грузят и вывозят из аэропорта за охраняемый периметр. Вот только на них выбраться из аэропорта Басры или попасть туда и можно. Никаких автобусов, маршруток, обычных такси или рикш. Если ты на своей машине — ее тоже перед периметром застопят. Хочешь внутрь? Оставляй свою тачку, пересаживайся в «шахид-такси». На нем тебя пустят через полицейские блокпосты на въезде и на выезде. Иначе — никак. Почему наши ребята в Басру летят именно через Дубай, Доху и Стамбул? Потому что Эмираты, Катар и Турция — это исламские страны, в которых, в том числе, есть иракские представительства, выдающие визы.
— Разве в Москве иракскую визу получить нельзя?
— Можно. Но это совсем другие деньги, другая процедура, другое к тебе отношение и т. д. Конечно, тот, кто летит в Багдад, может лететь иным маршрутом — Багдад принимает куда больше международных рейсов, чем Басра. Но, как правило, выбирают транзит через все те же транспортные хабы — Дубай, Доху, Стамбул.
— Вы лично через какой хаб добирались, и сколько времени это у вас заняло?
— Я летел через Дубай. Полет туда из Москвы — это 4,5 часа, и от Дубая до Басры — еще 2 часа.
— Визу в Дубае вы сами оформляли?
— Оформлением визы, в частности, и всех документов, в целом, занимается нефтяная компания, с которой у вас подписан контракт. Она согласует все с иракской стороной, делает вам приглашение, отправляет письмо с вашими данными на таможню. Без такого письма вас на территорию государства просто не пустят.
Войсковая операция ради SIM-карты
— Итак, вы прилетели из Дубая в Басру. Какими были ваши самые первые впечатления по прилете?
— Первые впечатления? Пожалуй, это была мысль: «Мама, где я?! Мама, зачем я это сделал?» Отступать, правда, было поздно — пришлось сходить по трапу…
— А что так потрясло? Жара, песчаная буря?
— Совершенно советского вида и такой же монументальности постройки аэропорта. Монументальные залы, монументальные лестницы — ощущение чего-то построенного на века… После схода с борта самолета сразу оказываешься в «отстойнике» для прилетевших. Сидишь там и о прошлом ностальгируешь, пока тебя не проверят и не пропустят через паспортный контроль и таможню. Дальше тебя встречает неимоверно солнечная Иракщина и «шахид-такси» под парами.
— Кто в Басру приезжает работать из иностранцев, кроме россиян?
— Китайцы, южнокорейцы, индусы, арабы из других стран.
— В Ираке есть проблемы со связью?
— Вы про сотовую связь? Для местных проблем с этим нет. Для иностранцев — есть. Иностранцы, не являясь гражданами Республики Ирак, не имеют права на приобретение местной SIM-карты нигде, кроме аэропорта.
— Так в чем же беда? Купил в аэропорту и — вперед.
— Если вы в Ираке на месяц, это не беда. Беда, если вы в стране задерживаетесь на больший срок. Потому что ровно через месяц купленная вами в аэропорту SIM-карта отключается, что бы вы с ней ни делали. Вырваться же из рабочей зоны и домчаться до аэропорта за новой SIM-картой — шансы практически нулевые.
— Почему?
— Вы же не один по Ираку катаетесь. Вы катаетесь с охраной, приставленной к вам для безопасности. Передвигаетесь по одним и тем же заранее согласованным и проверенным маршрутам, изменять которые ради вашей новой «симки» никто не станет.
— Купить SIM-карту где-то, кроме аэропорта, как я понял, невозможно?
— Теоретически — невозможно, а практически… Ну, это же арабская страна.
— И?
— Надо идти в духан — частный магазинчик — и договариваться с его владельцем, чтобы он на свои документы приобрел SIM-карту, а потом передал ее вам. Конечно, не бесплатно. Договариваться с духанщиком будете, скорее всего, не вы, а ваша охрана. Если, конечно, она пойдет вам навстречу. Конечно, тоже не бесплатно. В итоге получаем маленькую войсковую операцию, которую вы будете вынуждены планировать самостоятельно и оплачивать из собственного кармана каждый новый месяц своего иракского турне.
— Потому что больше месяца SIM-карта в Ираке не функционирует?
— Именно.
Мусор и менталитет
— Хорошо, вернемся к вашему первому дню в Ираке. Что было после того, как вас высадили из «шахид-такси»?
— Вот тут иракская реальность и накрыла всех прилетевших, что называется, с головой. Главные символы современного Ирака — это неимоверная жара и неимоверное же количество мусора. Пустых пластиковых бутылок из-под воды, оберток от шоколадных батончиков там полным-полно… Это невозможно описать человеку, не бывавшему в Ираке. Короче, мусор там везде. Видимо, это как-то связано с местным менталитетом.
— В смысле?
— В смысле, иракский араб живет в стиле наименьшего сопротивления жизненным коллизиям. Пока мусор не перекроет выход из дома, житель Ирака его убирать не будет. А если все же будет, то только из опасения каких-либо санкций «сверху». Нет таких санкций — нет уборки мусора. Вместо уборки иракец будет сидеть в теньке, курить кальян и любоваться, как в лучах заходящего солнца ветер гоняет по улице волны мусора. Это не хорошо, это не плохо, это иракский менталитет. По крайней мере, я делаю такой вывод на основе собственных наблюдений. В общем, бытовой мусор плотно покрывает, по моим ощущениям, большую часть территории государства Ирак. Если сюда еще добавить некоторое количество сгоревшей бронетехники, валяющейся по обочинам дорог и кюветам, то вы получите полное представление о стандартном ландшафте на юге этой страны.
— Я так понимаю, что битая бронетехника там валяется еще с «Бури в пустыне» 1991-го?
— Похоже на то. БМП, БТР, танки… Правда, почти все танки уже свезли в район Басры, где образовалось громадное кладбище военной техники. Большая часть оказавшейся там техники, конечно, уже деактивирована — боекомплект выгружен и взорван, замки орудий и пулеметов сняты, прицелы демонтированы.
— Этим занимались американцы еще в бытность своего массового присутствия в «освобожденной» стране или какие-то иностранные контракторы?
— Скорее всего, последние. Часть танкового кладбища растащили, часть вывезли на металлолом, но большую часть просто бросили. Местные танковое кладбище обходят стороной.
— Почему?
— Ну, как? Сунешься, а там саперы какой-нибудь выстрел забыли из боеукладки извлечь. Ты полезешь, а там бахнет… Вдруг! Эхо войны, оно не только у нас случается. Так что ну их, эти танки. Они там стоят, вот и пусть стоят. Еды не просят, проходу коз не мешают.
— Почему всю технику тогда с обочин не уберут?
— Думаю, что за уборку танков платили, а потом платить перестали. Соответственно, на оставшееся просто плюнули. Правда, башни с вооружением все же свинтили и на кладбище техники уволокли. А вот корпуса на обочинах ржаветь бросили. Хотя там песок, солнце… Стальные остовы даже и проржаветь среди всего этого нормально не могут.
Иракские дороги
— Битый автотранспорт тоже на обочинах валяется?
— Э, нет. Битый автотранспорт — это совсем другое дело. Его местные предприимчивые ребята мигом раскрутят на запчасти, а что не раскрутят, то на цветмет отволокут. Это же не бронекоробки — тут и своими силами без тягачей управиться можно. Тем более что дороги в Ираке хорошие.
— Хорошие?
— Не знаю, были ли они такими до американцев или это янки постарались иракскую дорожную сеть отстроить, чтобы быстрее можно было в нужные районы войска перебрасывать…
— Прямо методика древних римлян с их viae militares для легионов.
— Вот да. Как бы то ни было, все виденные мною иракские автомагистрали находились во вполне приличном состоянии. Одна-, двухполосная трасса с хорошим асфальтовым покрытием. Допускаю, что причиной поддержания их в хорошем состоянии была не только необходимость оперативного маневра частями и техникой. Скорее всего, тут играла свою роль еще и безопасность. По грунтовке, где что угодно можно закопать, в Ираке стараются сейчас не ездить. Автосообщение идет по дорогам с асфальтовым покрытием, где не так легко фугас незаметно на проезжей части спрятать.
— А как же обочина?
— А на обочину лишний раз никто старается не сворачивать. Дело, как вы понимаете, не только в ПДД. Ну и, естественно, магистрали идут так, что в обе стороны все хорошо просматривается. Стало быть, и с засадой особо не разгуляешься… Вообще, при случае посмотрите сериал Generation Kill или фильмы Hurt Locker, American Sniper — там визуализация Ирака с поправкой «десять лет тому назад» очень хорошо получилась. Таблички «Мины!» на обочинах до сих пор попадаются.
— Забыли убрать таблички?
— Забыли убрать мины.
Базовый лагерь
— Я правильно помню из вашего предыдущего интервью, что весь личный персонал нефтяных компаний в Ираке живет в базовых лагерях?
— Все, кто работает по подряду с нефтяными компаниями, — да. Нефтяные компании получают от правительства Ирака в аренду территорию. На въезде-выезде в такой анклав ставятся блокпосты, укомплектованные местными полицейскими и сотрудниками службы безопасности нефтяных компаний. Таких анклавов много, и часто кратчайший путь из пункта «А» в пункт «Б» ведет через территорию сразу нескольких «нефтяных» анклавов. Если у тебя есть пропуск государственной нефтяной компании, если твоя поездка согласована с представителями нефтяных компаний-арендаторов — no problem, проезжай. Если — нет, извини, дуй в объезд.
— Допустим, у нас есть все нужные пропуска…
— Тогда со всем своим скарбом проходите через блокпост, через «вертушку», через сканер, просвечивающий ваши рюкзаки/сумки, и оказываетесь внутри охраняемого периметра базового лагеря. Если это анклав вашей компании — проходите в свои номера, располагающиеся в домиках-контейнерах стандартного размера «три на шесть». Есть компании, где такие контейнеры образовывают целый «город» — с улицами, кафе, административными зданиями и торговыми центрами. Такой мегаполис, возведенный посреди песчано-глинистой иракской пустыни, со стороны кажется чем-то вроде базы землян на чужой планете. Ощущения совершенно фантастические. На севере страны другая местность и природа, а юг — это сплошная печальная серая унылость до самого горизонта, над которым штук восемь нефтяных факелов горят. Очень, надо сказать, депрессивное местечко.
— Из живности что-то попадается?
— Из живности чаще всего попадаются громадные жуки размером с фалангу большого пальца и тощие кошки, которые на этих самых жуков охотятся.
— Во сколько по местному времени в базовом лагере начинается рабочий день?
— Смотря у кого. Есть те, кто работает по контракту на нефтяные компании, и есть те, кто работает непосредственно в штате нефтяных компаний. У последних есть четкий распорядок дня. Они встают где-то в 5:30, а в 7:30 грузятся в вахтовый автомобиль — какой-нибудь бронеавтобус — и едут менять на «точке» ночную вахту. Вахта длится 8—12 часов. У контракторов же рабочий день не нормирован. Но и у первых, и у вторых есть обязательное условие — с наступлением темноты перемещения прекращаются, и все должны находиться внутри охраняемого периметра. Даже несмотря на то, что на юге Ирака, в отличие от севера, достаточно спокойно, ни одна группа охраны не возьмется сопровождать тебя ночью за периметр — им тоже жизнь дорога. Упрашивать бесполезно.
Про охранников, стрельбу и зиндан
— Кстати, а на каком языке вы общались в Ираке с коллегами по работе и охранниками?
— На разговорном английском. Состав охранников следующий. Четверть — англичане. Как правило, это бывшие кадровые военные: морпехи, десантники, пехотинцы и т. д. Треть — македонцы, хорваты, сербы, румыны, болгары. Тут больше спецов из полицейских структур попадается. Прочий состав охранников набран с бору по сосенке, с миру по ниточке — там кого угодно встретить можно, до ЮАРовцев включительно. Повторяю, юг Ирака считается достаточно безопасной зоной, в отличие от севера, являющегося зоной откровенно горячей. Я как-то общался с одним охранником, бывшим югославом, и он мне, в частности, рассказывал: «Тут на юге — тихо. Вот когда мы на севере под Мосулом работали, у нас там на все про все было 15 минут. Мы тогда охраняли английских и американских инженеров. Было это году то ли в 2010-м, то ли в 2011-м, и было это так. Приезжаешь на «точку», разворачиваешь машины мордами к выезду, чтобы быстрее сматываться если что. Выставляешься. У нас — оружие к бою, за нашими спинами инженеры начинают работать. Подходит местный хаджи. Смотрит, говорит что-то в мобильник. Все, с этого момента у тебя есть 15 минут до того, как в тебя начнут стрелять. Поэтому с криком-матом заталкиваешь инженеров в машину и пулей вылетаешь с «точки». Редко когда мы без дырок в машинах возвращались. Везло не всегда. Однажды потеряли сразу два экипажа — их сожгли вместе с машинами из РПГ…» Вот такой рассказ.
— Судя по всему, охране и у вас под Басрой скучать не приходилось…
— Наши охранники были двух видов: «премиум-класс» — международная компания с хорошо «натасканным» европейским персоналом, и «эконом-класс» — местные охранные компании с пышными названиями и околонулевыми профессиональными навыками персонала. Эти вторые достаточно вольно относились к собственной безопасности, надевая бронежилеты без защитных пластин. То есть, мы выезжали за защитный периметр в полностью комплектных «брониках», а местные охранники пластины в свои жилеты не вставляли, оправдывая свой поступок тем, что, мол, им во всей этой сбруе и без пластин очень жарко. Дальше мы на объект приезжаем. Что там делают местные охранники? Выставляют оцепление? Нет, они ставят рядом с нами одного дозорного, а остальные «бодигарды» отдыхают. Ну, максимум, одну машину к ближайшему перекрестку для наблюдения за дорогой отправят. Патрон в патронник во время выезда у них никогда не досылался. Говорили, мол, во избежание случайного выстрела. Возможно, им просто лень было разряжать оружие при возвращении в базовый лагерь. Что такое «севшая» пружина в автоматном магазине, они, скорее всего, не подозревали. Потому что, раз набив патронами магазины, они таскали их в таком состоянии в своих разгрузочных жилетах месяцами.
— Ну а что же «премиум-класс»?
— Европейские охранники вели себя совершенно иначе. Они куда больше дорожили своим местом. Они на выезды отправлялись в полной экипировке, быстро и грамотно разворачивали оцепление, оружие держали на боевом взводе, один человек постоянно был в машине на связи с базовым лагерем и т. д. Да, это были не супер-пупер спецназовцы, но люди, несомненно, тертые. Там присутствовал румын, который до Ирака успел на родине отработать 11 лет в военной полиции, а потом еще и контракт охранником в Афганистане отбыть…
— При вас на юге страны, под Басрой, стрельба была?
— Где-то в отдалении и в воздух — да. Пару раз блокпост под обстрел попадал. Однажды духан сожгли, но это уже местные разборки. Вообще в большинстве случаев стрельба на юге Ирака — это свидетельство разборок местных феллахов на предмет передела земли. Экстремисты стреляют и взрывают куда реже. Хотя, конечно, и такое бывает. Например, при нас в Басре СВУ рвались. И всегда все эти бабахи происходили ночью — днем же, как правило, бывало тихо. В случае какого-либо ЧП всех нас сразу запирали внутри периметра, и только убедившись, что все стихло, нам давали «добро» на выезд.
— Ну, а если бы, не дай бог, что-то случилось?
— Опять же, смотря с кем. Если что-нибудь случится с тобой, то правительство Ирака, конечно, будет отвечать. Наше консульство, конечно, будет что-то делать. Но всем вместе им на тебя, по большому счету, будет… Все равно им насчет тебя будет. Потому как ты, вроде, сам на вот это все добровольно подписался. А вот если, не дай бог, из-за тебя что-то случится с местным… Даже если этот местный будет тебе в лицо «калашниковым» тыкать и требовать бумажник, а ты его случайно машиной переедешь или еще какой-нибудь фокус с причинением физического ущерба выкинешь, то ты сядешь. Причем сядешь без разговоров. Тебя, может быть, из иракского зиндана и вытащат… Но не факт, что сразу. По этой причине все наши водители, а это были сотрудники частных военных компаний, всегда были во время поездок за пределами периметра собраны и максимально сосредоточены. Передвигаться за пределами периметра без автомобиля с охраной нам не разрешалось.
Во всем виноват Саддам!
— Сколько времени вы провели в Ираке?
— Стандартная смена у любого иностранного специалиста в Ираке составляет месяц, 3 месяца или 6 месяцев. Это привязано к визе, ибо виза бывает либо разовая на месяц, либо на 3 месяца, на полгода и год. Однако, с психологической точки зрения, не рекомендуется находиться в Ираке непрерывно более трех месяцев. Это диктуется состоянием перманентного психологического стресса, под который попадают приезжающие. Несмотря на то, что вокруг вроде бы безопасно, подсознательно ты постоянно ждешь какой-нибудь подлянки. Это ощущение становится с каждым разом сильнее по мере того, как каждый новый рабочий день ты надеваешь бронежилет, садишься в бронированный автомобиль и едешь на работу в окружении людей, тоже «упакованных» в броню и сжимающих автоматы. Тебе понятно, что такие предосторожности — не для красивой картинки. Тебя это накручивает, конечно, прилично. В общем, как и рекомендовалось, я провел в Ираке три месяца — не больше, но и не меньше.
— Иракское население за минувшие годы, видимо, уже свыклось с табличками «Мины!», с остовами бронетехники, с грудами мусора, с «красной зоной» на севере. Интересно, винят ли они кого-нибудь в столь печальном состоянии своей страны?
— Как ни странно, в первую очередь винят Саддама Хусейна. Причем винят, с нашей точки зрения, довольно смешно. Выглядит это так: «Во всем виноват Саддам. Почему? Потому что тиран Саддам принуждал свободолюбивый иракский народ к труду!» Принуждал работать, принуждал учиться и не давал воровать в таких количествах, в которых это удается в современном Ираке, «освобожденном от тирании». На втором месте иракского хит-парада ненависти, после Саддама, — американцы и британцы. Саддам заставлял работать, а эти пришли, все разрушили и ушли. Если ты проезжаешь блокпост и твой водитель в ответ на вопрос полицейского «Кого везешь?» отвечает: «Руси»… «О! Руси! Руси гуд, руси хабиби», — говорит полицейский, и дело ограничивается проверкой визы в паспорте. А вот если ты американец или британец, то вполне может последовать тотальный осмотр автомобиля.
— Но в целом, надеется ли иракское население на какое-то изменение к лучшему?
— Все, кто надеялись на что-то лучшее, из Ирака уже сбежали. Кто — в Европу, кто на север — к «Исламскому государству». Те, кто остался, стараются просто выжить. На фоне общей разрухи работа на иностранную нефтяную компанию воспринимается иракцами как манна небесная, ибо гарантирует постоянную и довольно высокую, по местным меркам, зарплату.
— Какие крупные нефтяные компании работают в Ираке?
— Shell, British Petroleum, «Лукойл», «Газпром». Благодаря им в Ираке хоть как-то удается создавать новые рабочие места и ремонтировать старые — еще саддамовских времен — школы и больницы. Без иностранных нефтяных компаний в Ираке наступил бы уже окончательный каменный век. Для примера, квалификации и силы воли среднего иракца хватает максимум на самостоятельную работу с лопатой в объеме 10—20 минут.
— А что потом?
— Потом он идет в тенек и ложится спать. Или утыкается в мобильник, или у него намаз, потом у него обед, потом — послеобеденный сон, а потом уже никто не работает. А заставить его работать силой нельзя — сядешь. Ирак же давно уже сам ничего не производит. Вообще ничего. Иракский внутренний рынок забит дешевой турецкой продукцией, продаваемой по бросовым ценам.
«Калашников» на резинке от трусов
— Как на юге Ирака относятся к ИГ?
— В Ираке не говорят «ИГ». В Ираке говорят «ДАИШ». ДАИШ на юге Ирака недолюбливают. Во-первых, с ДАИШ приходится регулярно воевать на севере. Делают это как раз солдаты, призванные в армию с юга, и бегать под пулями никому из них не нравится. Кстати, по этой же причине большинство призванных стараются попасть не в армию, а в полицию. Полицейских в наступление на Мосул не гонят. Во-вторых, ДАИШ регулярно устраивает на юге взрывы, которые не только убивают и калечат людей, но и создают нервозную обстановку, негативно влияющую на местный бизнес. Раз уж я помянул полицейских, то хочу сказать, что самый непредсказуемый в Ираке человек — это он, полицейский с автоматом. Ему вручили оружие, запихнули на расположенный у черта на куличках блокпост и там оставили — без смены, без жалования, часто без еды и воды. Выживает он там исключительно поборами с проезжающих. Чем дольше он на блокпосту торчит, тем, бывает, у него дальше «крыша» от хозяина уезжает. В итоге получаются такие диалоги:
«Я вас на ваш объект не пропущу. Пусть ваша компания мне тут сперва установит навес с кондиционером».
«А мы-то тут при чем? Нам только кабель там дальше у дороги проверить. Да мы же через ваш блокпост уже раз 100 проезжали».
«Ничего не знаю. Будет кондей — пропущу. Нет кондея — стойте тут. Если кто-то считает, что я не прав, поговорите с моим автоматом. Он вам все объяснит!..»
Автоматы, правда, у них у всех очень ммм… смешные. По автоматам сразу виден имущественный статус владельца. Штурмовая рукоятка, складывающийся приклад? Перед тобой состоятельный человек. Замызганное, задрипанное, с резинкой от трусов вместо брезентового ремня, с отпиленным прикладом, но рабочее («калашников» же)? Это народец победнее. Кстати, все автоматы там — калибра 7,62-мм. Калибра меньше для местных не существует. Я за три месяца в Ираке увидел, наверное, все 7,62-мм модификации и клоны АК, которые только существуют. Начиная с советских АКМ и заканчивая румынскими и болгарскими поделками.
— Приятно было после трех месяцев под Басрой вернуться в Москву?
— И да, и нет. Да — потому что соскучился по родным и близким. Нет — потому что в первые дни после Ирака я ходил и никак не мог привыкнуть к большому количеству людей вокруг, к высотной и неразрушенной застройке, к сотням нюансов, не связанным с работой. Можно сказать, что жизнь там, в Ираке, была… проще что ли.
— Отдохнете и снова в иракскую командировку отправитесь?
— Не исключено.
